А.А. Кочетков,
сопредседатель комиссии
по литературному наследию поэта и прозаика
В.Д. Фёдорова
г. Нижний Новгород

 

ПЕРО-ВООБРАЖЕНИЕ РИСУЮЩЕЕ СЛОВО

В ТВОРЧЕСТВЕ ПОЭТА И ПРОЗАИКА ВАСИЛИЯ ДМИТРИЕВИЧА ФЁДОРОВА

Твоё изображение
Померкнуть не рискует.
Моё воображение
Красивей не рисует.

Виной психооказия:
В соблазны благородства
Моей ночной фантазии
Вплетается уродство…

Начальные строки малоизвестного стихотворения поэта Василия Фёдорова «Твоё изображение померкнуть не рискует…». Написано в 1974 году, не войдя в его прижизненные поэтические книги и в памятное издание – собрание сочинений в 5-ти томах, только дважды в 1974 и 1980 годах появляясь в альманахах поэзии.
«Легко пером воображения сердечность женскую из мысли перенять...» – начало моего посвящения В.Д. Фёдорову в 2010 году…

Известно, что воображение, как психический процесс создания образа или ситуации в меняющихся представлениях, имеет своим источником объективную реальность, а фантазию своим инструментом человеческого труда.

В настоящее время существует актуальная потребность по-новому взглянуть на художественные ценности, созданные лучшими русскими советскими поэтами и писателями, поднимая их на новую ступень осмысления, включая всю совокупность и многогранность живого творческого процесса с точки зрения эволюции.

И здесь ярчайшим примером является поэт и прозаик Василий Фёдоров – художник, рисующий словом свои живописные поэтические картины в стихотворениях и поэмах, «инкрустируя» в них имена и полотна великих художников кисти, увязывая с прозаическими «уроками поэзии» и новеллами, его углублёнными познаниями живописи далёких времён, богатым воображением в разгадке творческого процесса…

Изучая списки статей в периодических изданиях и сборниках 20 века о творчестве В.Д. Фёдорова, обращает внимание один автор – известный литературовед и критик Александр Алексеевич Михайлов, две его работы: «Пророчество марьевской Музы» 1967 года и «Опыт» (Не Лаокоон, но о живописи и поэзии без установления границ меж той и другой) 1978 года.



В первой – А.А. Михайлов, проводя читателя маршрутом, обозначенным самим поэтом Василием Фёдоровым в итоговой книге стихотворений и поэм «Второй огонь», размышляет о характере и особенностях одного из самых заметных дарований в современной советской поэзии:

« Взгляд на природу у Фёдорова исполнен пристального внимания, это взгляд человека мудрой практической сметки, взгляд богатого мужицким умом человека («Белая роза», «Древо жизни»). Но фёдоровские пейзажи также обнаруживают в нём человека с воображением и тонко чувствующего, они почти всегда связаны то ли с острым переживанием, то ли с воспоминаниями, то ли с раздумьями о жизни…».[35, с.232].

«Для человека, наделённого поэтическим воображением, этого достаточно, чтобы выйти на оперативный простор общественного бытия…». [35, с.233].

Во второй – автор рассматривает произведения поэта Василия Фёдорова, наряду с другими поэтами, через призму изобразительных и живописных возможностей стиха, на контрасте упоминания вначале статьи фундаментальных трудов:
1. Великого итальянского учёного, поэта, художника, скульптора Леонардо да Винчи (1452-1519) «Спор живописца с поэтом, музыкантом и скульптором».
2. Немецкого поэта, теоретика искусства, литературного критика-просветителя Готхольда Эфраима Лессинга (1729-1781) «Лаокоон, или о границах живописи и поэзии», сравнивая два вида искусства: живопись и поэзию – на примере скульптуры Лаокоона, описанной Садолето, и Лаокоона, показанного Вергилием, под живописью понимая изобразительное искусство вообще.

Говоря о самой поэзии А.А. Михайлов писал:
« Ещё со времён Гомера она не пренебрегала искусством изображения – не кистью или резцом, а именно словом, – рассчитывая на естественную способность человека представлять зрительный образ. И если не включаться в вечный и никогда не разрешимый спор… нам придётся признать право поэзии живописать словом». [36, с.235] .

Ставя актуальный вопрос: «Не утрачено ли это искусство сегодня и если нет, то как поэзия обогащает свою выразительность с помощью рисунка, краски, картины?..» [36, с.235], А.А. Михайлов отметил, что «в статьях и книгах о современной поэзии, к сожалению, не обсуждается проблема пластического образа. Живопись как компонент стиха редко принимается в расчёт при анализе поэтических произведений. Между тем мы располагаем опытом, которым нельзя пренебрегать, который заслуживает изучения при оценке способности поэзии пластически воздействовать на воображение и чувства читателя». [36, с.236].

Автор указывает, что «опыт работы над сюжетной поэмой способствовал развитию изобразительных возможностей таланта Василия Фёдорова, ведь именно в его поэмах самые важные, ключевые, движущие сюжет моменты даны зрительно…». Приводит характерный эпизод из поэмы «Золотая жила», где выразительность не исчерпывается пластикой, эмоциональность содержания присутствует и в эпитетах и в оттенках авторской речи, признавая, что живопись поэта психологична. [36, с.236].

Заслуживает внимание небольшая статья Оксаны Николаевны Студецкой «Рисовать словами», написанная в 1986 году и помещённая в интернете на сайте «Проза.ру.» в 2010 году. Приведём её дословно:

«Писать художественное произведение, – как сказал один автор, – это рисовать словами. Да, именно, рисовать словами! Художники, желая образно выразиться, говорят: «мы пишем картины», а писатели, образно выражаясь, вправе сказать «мы рисуем словами». И те, и другие правы: одни рисуют красками, другие – словами. Слов то, во много раз больше, чем воспринимаемой нашим зрением палитры красок. Наши словари насчитывают около полумиллиона слов. Вот сколько материала!

Чего проще, садись и рисуй! Тем более, что слова не надо покупать, они не есть нечто вещественное, они все в нашем сознании. Но сколько их в сознании?

У самого талантливого в литературе художника Александра Сергеевича Пушкина в памяти насчитывалось до двадцати пяти тысяч слов. Мы же, простые грешные, не помним и четвертой части этого. И всё же: обладая даже незначительным числом слов, можно творить художественную картину, если на то есть талант.
Но попробуйте рисовать словами, и вы поймете, как это трудно!!»[34]


Поиск прекрасного.


В мае 1959 года Василий Фёдоров стал одним из 479 делегатов третьего съезда писателей СССР, представляя Союз писателей РСФСР, сформированный первым съездом писателей РСФСР в декабре 1958 года, впервые войдя в состав Правления Союза писателей СССР.
В рубрике «предсъездовская трибуна» «Литературной газеты» в №55 от 9 мая 1959 года впервые появилась статья Василия Фёдорова «Поиск прекрасного», в которой, размышляя о путях развития советской поэзии, он в окончании писал:
«Незнание жизни заметно сказывается на словаре самых молодых, только вступающих в наши ряды. У них есть ритмические поиски – это хорошо. Но плохо, что в их стихах замечается неоправданное изобилие гастрономических и мелко-бытовых сравнений… Это приводит и к снижению идеала красоты:

Долой Рафаэля,
Да здравствует Рубенс!

Чем же помешал молодому поэту поэтический образ мадонны с младенцем? Не своей ли возвышенностью и одухотворённостью? Но кому, как не поэту, приветствовать её. Я не против Рубенса с его тяжеловесной приземлённостью, но зачем же свергать Рафаэля, с его великой идеей служения человечеству? Быть женщиной Рубенса легко, быть мадонной Рафаэля трудно, не только трудно, даже трагично.
Разговор о старых художниках не праздный, он сегодня злободневен…» [1, с.235].
Василий Фёдоров оставил наследие – 28 прозаических «уроков поэзии». В четырёх из них: «Рождение поэта», « Психологический момент», «Магнитное поле стиха», «Эстетический момент» он напрямую рассматривает истоки тайны живописания словом талантом рождённого поэта.
В «Рождение поэта» Василий Фёдоров отмечал:

«О хороших поэтах говорят: «Поэт божьей милостью». Этим хотят подчеркнуть нечто, что дано ему природой. Но, как мне думается, генетически природа поэта не программирует. В лучшем случае она даёт предрасположение к таланту, закладывает качественные предпосылки, которые при благоприятных условиях могут развиваться. Под качественными предпосылками надо понимать способность организма к повышенной аккумуляции творческой энергии…» [2, с.73]
«Рождение подлинного поэта совершается куда сложнее, биологичнее, с безусловным участием генов, но не в роли изначальных носителей таланта, а поздних активных восприемников поэтических впечатлений. Происходит своеобразная прививка, то самое «помазание», названное божьим…»
«Вероятно, многое зависит от силы впечатлений, отмечающих гены таланта, и от возраста, когда это происходит. Чем сильнее поэтические впечатления и чем раньше они родятся, тем надежнее и вернее. В написании стихов участвует весь организм поэта. Значит, очень важно, чтобы чувство поэзии вошло в организм в пору его формирования.
Рождение поэта – тайна…» [2, с. 74]

В «Психологическом моменте» Василий Фёдоров пишет, что «активно пишущего, страстного в писании, лучше всего сравнить с юношей в пору его первой влюблённости. Чем сильнее любовь, тем он дольше ходит вокруг да около предмета своего обожания. Тут и повышенное чувство преклонения, и страх быть отвергнутым...», приводя пример с великим Микеланджело, которого сговорили расписать Сикстинскую капеллу, но взглянув на высокий чистый купол, тот в страхе убежал из неё и долго бродил в окрестностях Рима… приступив к активной работе только с третьего раза. [3, с.74]

Поэт показывает нам, что «творчество – это избыток душевной энергии. Где-то в сознании засветится какая-то лампочка, засветится и погаснет. Снова засветится, помигает и снова погаснет. Сердце ещё не подключается. Но вот засветилась и не погасла, а стала разгораться всё ярче и ярче. И к этому свету вдруг подключился весь организм...» [3, с.75].

Далее он раскрывает свои психологические нюансы творческого процесса:

«Работая над одной вещью, я, например, должен думать о другой – не работать, а только думать и фантазировать. При этом вещь, о которой думаю, тематически может быть далека, даже из другой области. Так, строки «Бетховена» освещались видениями из поэмы «Седьмого неба». Это своеобразная прививка дополнительной эмоции к тому, что рождается в данный момент. Кроме того, фантазируемая вещь служит как бы эмоциональным экраном, на котором отчётливей проявляется создаваемая строка…» [3, с.75]

В «Магнитном поле стиха» Василий Фёдоров пишет, что «сущность ценного познания — это, в конечном счёте, познание законов энергии. Поэзия, как одна из её форм, не является исключением. Разница лишь в том, что энергию стиха нельзя измерить прибором, а чувства и разум людей слишком различны. По существу, что такое стихи? Это один из способов передачи духовной энергии от одного человека к другому. Сначала она познаётся поэтом, а через него и другими. Исходный материал – слово.
Слова в стихе – энергетическая цепь. Слова должны быть составлены так, чтобы они контактировались друг с другом и в общей цепи сохраняли ту энергию, которую в силу самого контакта извлёк из них поэт. Каждое слово само по себе уже таит дремлющую духовную силу...». [4, с.76].
«Лично для меня каждое слово, особенно новое, чтобы стать в строй стихов, должно как бы оплавиться в душе». [4, с.77].

В «Эстетическом моменте» Василий Фёдоров заостряет внимание на том, что «стихи рождаются и развиваются по законам природы, подобно тому как из дремлющей почки рождается и расправляется пятипалый кленовый лист, как из брошенной на дно озера личинки является звонкокрылая стрекоза. Разница лишь та, что кленовый лист и стрекоза целиком подчинены временным циклам года, а стихи в минуту наивысшего творческого подъёма могут родиться в любое время, притом мгновенно, минуя логические этапы развития…» [5, с.77]
«… К сожалению, даже при самой тщательной обработке не каждое стихотворение способно прийти к своему эстетическому моменту. Для поэтического полёта нужно, чтобы в природе стихотворения были заложены крылья...» [5, с.78].


Живописное и монументальное искусство в произведениях Василия Фёдорова.

Мемуарно-биографические сведения об увлечениях Василия Фёдорова живописью открывают нам имена и картины великих художников: Крамского, Левитана, Репина, Нестерова, Врубеля, Федотова, Рафаэля, Рубенса, Тициана, Рембрандта, Леонардо да Винчи, Мурильо, Кнауса, Хальса, Тернера, Пикассо.

Из целой поэтической россыпи, приведём ряд стихотворений, где поэт Василий Фёдоров выступает как живописец словом: «Если б Богом я был…», «Скульптор», «Художник», «Неизвестная», «Профиль», «Портрет», «Любил, как сон, прелестную…», «Заграничное», «Говорят, что Красоты не стало…», «Рождение стрекозы», «Душа томилась по живой природе…», «Перезревшими плодами…».

«Если б Богом я был…»
Поэт создаёт образ женщины-идеала, как плод своего воображения, фантазируя в желании быть Богом, скульптором, художником:

Если б
Богом я был,
То и знал бы,
Что творил
Женщину!

Если б
Скульптором стал,
Высек бы
Из белых скал
Женщину!

Если б
Краски мне дались,
Рисовала б
Моя кисть
Женщину!

Но
Не бывшую со мной
И не ставшую женой
Женщину! [6, c.47]

«Скульптор»
Стихотворение вошло во вторую и третью поэтические книги Василия Фёдорова в 1955 году. Поэт восторженно рисует словом творческий процесс мастера-ваятеля в создании женской скульптуры, давая читателю самому насладиться, подключив воображение… Даже, так называемый «недруг по цеху» Е. Евтушенко вспоминал, что он «чуть ли не подскочил от восторга, когда Василий Фёдоров читал свои стихи «Ваятель», где мрамор горностаевым мехом спадал по плечам женщины». [38, c.366].
Он так говорил:
- Что хочу - облюбую,
А что не хочу - недостойно погони. -
Казалось, не глину он мнет голубую,
А душу живую берёт он в ладони.

Ваятель,
Влюбленный в свой труд до предела,
Подобен слепому:
Он пальцами ищет
Для светлой души совершенное тело,
Чтоб дать ей навеки живое жилище.

Не сразу,
Не сразу почувствовать смог он,
Не сразу увидеть пришедшие властно:
И девичий профиль,
И девичий локон,
Капризную грудь,
Задышавшую часто...

Но тщетно!
И, верен привычке старинной,
Он поднял над нею дробительный молот
За то, что в душе ее - глина и глина...
За то, что в лице ее - холод и холод...

Нам жизнь благодарна
Не славой охранной,
А мукой исканий, открытьем секрета...
Однажды,
На мрамор взглянув многогранный,
Ваятель увидел в нем девушку эту.

Невольно тиха
И невольно послушна,
Она, полоненная, крикнуть хотела:
"Скорее, скорее!
Мне больно, мне душно,
Мне страшно!
И мрамор сковал мое тело".

- Не будешь,
Не будешь,
Не будешь томиться,
Ты видишь, как рад твоему я приходу! -
Схватил он резец,
Словно ключ от темницы,
И к ней поспешил,
Чтобы дать ей свободу.

Заспорил он с камнем,
Как с недругом ярым...
И, споря с тем камнем,
Боялся невольно,
Чтоб пряди не спутать,
Чтоб резким ударом
Лицо не задеть
И не сделать ей больно.

Из белого камня она вырывалась,
Уже ободренная первым успехом,
С таким нетерпеньем,
Что мрамор, казалось,
Спадал с ее плеч горностаевым мехом...

С тех пор,
Равнодушная к пестрым нарядам,
Легко отряхнувшись
От мраморных стружек,
Глядит она тихим,
Задумчивым взглядом
На мимо идущих веселых подружек.

На жизнь трудовую,
Чтоб здесь не стоять ей,
Она променяла бы долю такую.
Стоит и не знает она, что ваятель,
Блуждая по городу,
Ищет другую. [7, с.180]

«Художник»
В этом стихотворении поэт Василий Фёдоров получает неожиданный ответ
от художника, рисующего войну с непостижимой страстью:

Вверяя полотну
Забытые несчастья,
Он рисовал войну
С непостижимой страстью.

Опять горел посев
И полз угарный запах,
И ожил сильных гнев
И ужас сердцем слабых.

И он сплетал опять
Над милой головою
Серебряную прядь
С повядшею травою…

И я его спросил:
– Зачем ты на мольберте
Так дерзко воскресил
Кровавый образ смерти?

– Да, я лишаюсь сна,
Тревожа беззаботных,
Осталась чтоб война
Лишь только на полотнах! [8]


«Неизвестная»
«Неизвестная» – картина русского художника И.Н. Крамского (1837-1887), написана в 1883 году, репродукцию которой поэт увидел в чайной в зимней Кулундинской степи. Для него она образец высокой нравственности и красоты, нечто одухотворённое, человечное, помогающее людям жить. К этой мысли он подводит читателя как бы издалека:
…И пока чистим ржавую воблу,
Пока
Делим горькую водку
По стопке на брата,
“Неизвестная”
Смотрит на всех свысока,
Приподняв
Свои длинные брови
Крылато.

И далее, всматриваясь в «Неизвестную», поэт рисует словом женский образ написанный художником в красках:

Под бровями
Тенистых ресниц густота,
Под ресницами грусть
И чуть-чуть удивленье,
В добрых линиях губ –
Чистота, красота,
О которых тоскует
Мое поколенье.

Отогрелась душа,
И оттаяла боль,
Незажившая рана,
Как прежде,
Заныла...
Гроздь увидев
Косы её тёмной,
Как смоль,
Вспомнил ту,
Что своей красоте
Изменила…[9, с.113-114]

«Профиль»
В стихотворении поэт показывает, как вместо строчек им рисуется карандашом женский профиль, когда душа молчит:
Душа моя молчит, пока
В ней рифмы
Без присмотра бродят,
Нетерпеливая рука
Крючки
И чёрточки выводят.

Ещё черта...
И карандаш
Вдруг заспешил,
Заторопился.
И вот внезапно
Профиль ваш
Как бы из хаоса
Явился.

И вот уже
Глаза горят
Под тёмною
Пушистой сенью.
Какой невыносимый взгляд!
Какое гордое презренье!

И снова
Карандаш взлетел,
Дал круг,
Но замер
И вернулся.
Я профиль изменить хотел,
Но оробел
И не коснулся.

На строгий облик –
Без прикрас
Гляжу влюблёнными глазами.
Как я давно не видел вас!
Как я давно
Расстался с вами! [10, с.166]

«Портрет»
В стихотворении Василий Фёдоров живописует словом события далёких лет, когда в семейном альбоме у знакомых нашёл фотографию любимой девушки военной поры, близкой по описанию с «Незнакомкой» Крамского:
“Не закрывай меня! Постой!” –
Глаза мне чьи-то прокричали.
Мой взгляд метнулся вниз и вверх,
И я узнал, лицом белея,
Кто звал меня из этих всех,
Приклеенных конторским клеем.

Всё та же –
Тот же взлёт бровей,
Когда она, легка на слове,
Пугаясь смелости своей,
Чуть-чуть приподнимала брови.
Всё та же –
Тот же взгляд родной,
Когда, любимее всех прочих,
Её глаза передо мной
Прошли,
Как две счастливых ночи...

Необычное завершение стихотворения поэтом:

Я тотчас же поднялся с кресла,
Простился и ушёл, спеша,
Чтоб не узнали, как воскресла
Моя смятенная душа. [11, с.18]

«Любил, как сон, прелестную…» (1965)
На холсте кратким и ёмким стихотворением поэт живописует в динамике жизнь любимой с потрясающим в концовке выводом, одной строкой приводя имена и стили великих художников далёкой эпохи:

Любил,
Как сон,
Прелестную,
С мечтой
И грустью в облике,
Любил полунебесную,
Стоящую на облаке.

Не видел,
Как менялася
С бедою неутешною,
Не видел, как спускалася
С небес
На землю грешную.

Не тихою,
Не слабою,
Но рано песню спевшую,
Увидел просто бабою,
Уже отяжелевшую.

Такая
И встречается,
Такая мне и любится.
Мой вкус
Перемещается
От Рафаэля
К Рубенсу. [12, с.80]

«Заграничное»
В этом стихотворении Василий Фёдоров даёт яркое представление об использовании женской красоты «подсадной уткой для охотников за барышом» в 20-м веке. Выступает против нарушения нравственных законов и понятий естественных чувств, определяющих жизненное предназначение женщины, рисует картину «сплошного Ренессанса» – обнажённых женщин в рекламных огнях неонового перепляса заграничных столиц, делая тонкое сравнение с творчеством художника Рубенса:

…О, какое
Изящество линий,
О, какая
Волшебная синь!
Рубенс торговку
Делал богиней,
А вы в торговки
Взяли богинь.

У вас
В искусстве
Особая мера.
Пиво продать,
Не мельча ценой,
К вам на помощь
Выходит Венера,
Выходит Венера
Из пены пивной…

Философская концовка поэта с выводом:

Каждый из нас
За женщину платит,
Женщиной платит
Каждый из вас! [13, с.52]


«Говорят, что Красоты не стало…»
Василий Фёдоров рисует словом сказочное зимнее полотно ещё незамёрзшей реки. Сохранилась запись с голосом поэта, читающего это стихотворение.
Говорят,
Что Красоты не стало.
И река, и берега в снегу.
Полыхают ветки краснотала
На крутом
На белом берегу.

Холодно.
Безоблачно.
Бесстрастно.
Приутихли даже ветерки.
Среди белых кружев так прекрасно
Незастывшее лицо реки.

Всё как в сказке:
Сгубленная злыми,
Принявшими самый добрый вид,
Между берегами снеговыми
Мёртвою царевною лежит…[14, с.94-95]

«Рождение стрекозы»

Впервые стихотворение «Рождение стрекозы» опубликовано в №6 журнала «Наш современник» за 1983 год. Однако сам сюжет был прозаически «озвучен» поэтом дважды ещё в 1969 году: в интервью «На родине моей повыпали снега…» газеты «Литературная Россия», отмечая, что «тайна стихосложения мне напоминает тайну появления на свет стрекозы», и в уроке поэзии «Эстетический момент», опубликованном в №8 журнала «Москва». Вновь видим философское окончание стихотворения:


Прекрасен День,
Открывший мне глаза,
На Жизнь и Мир
Глядевшие спросонок.
Я видел,
Как рождалась стрекоза,
Высвобождаясь
Из своих пелёнок.

От корневища
С илистого дна,
Ещё бескрылая,
По камышинке
От ночи к свету
Выползла она
И задержалась
В чашечке кувшинки.

Был срок воды.
Теперь и солнцу срок.
Перстами света
В теплоте и ласке
Развязан был
Волшебный узелок
На тёмной
Стрекозиной опояске.

И был порыв,
И спинки бирюза
Вся выгнулась
По тайному подсказу.
Как бережно
И долго стрекоза
Вытягивала
Крылышки из пазух.

Те крылышки,
Два лёгких веерка,
Вдруг распахнулись
И заглянцевели,
Качнулися по воле ветерка,
Затрепетали в блеске
И запели.

И вот летит,
Стрекочет над водой,
И кружится вокруг,
И петли вяжет.
В экстазе
Над кувшинкой золотой,
Вся в трепете
Комаринскую пляшет.

В ней Жизнь поёт,
О чём поёт, Бог весть,
И торжествует
Над своей утратой.
А что же смерть?
Быть может, смерть и есть
Высвобождение
Души Крылатой! [15, с.86-87]


«Душа томилась по живой природе…»

Василию Фёдорову характерен короткий стих – замет:

Душа томилась
По живой природе.
Скосил траву я
В нашем огороде,
Сметал стожишко.
На ольховый стяж
Ворона села –
И уже пейзаж![16, с.91]

«Перезревшими плодами…»
Неизвестная поэтическая миниатюра написана поэтом в письме от 19 августа 1953 года новосибирской поэтессе Е.К. Стюарт. Сюжет создания таков: «…я плескался в Чёрном море на мысе Пицунда, необычайно красивом и почти не тронутым цивилизацией… Только в конце, наслаждаясь красотой южной ночи, я извлёк из себя четыре строки»:

Перезревшими плодами
Звёзды падают с высот,
Будто бы всю ночь над нами
Кто-то яблоню трясёт. [17]

Новелла «Берёзовый рай»
В новелле Василий Фёдоров показал рождение поэтической формулы:
«Я себе спокойно сплю, а в клеточках мозга идёт активнейший, как теперь говорят, сбор информации по вопросу преодоления тупика. Что-то прочитанное, что-то услышанное, что-то увиденное всё собирается в одно рабочее место. Моему сну это нисколько не мешает. Работают как раз те клетки, которые всё время спали…
Так мне далась поэтическая формула в поэме «Проданная Венера»:

За красоту времён грядущих
Мы заплатили красотой. [18, с.124]

Поэма «Проданная Венера» («Венера» Тициана)
В широко известной поэме, написанной в 1956 году и впервые опубликованной в №5 журнала «Октябрь» под названием «Бессмертие»,
Василий Фёдоров создаёт несколько характерных картин в поиске идеалов Красоты.

…За боль,
За раннюю сутулость
Спеши сторицею воздать.
Найди же, чем не стала юность
И чем она могла бы стать!
На чём от самого рожденья
Не отразятся
Ни ветра,
Ни мировое потрясенье,
Ни горе одного двора.

Ищи прекрасное на свете,
Суди, оправдывай, вини
И по нетронутой монете
Монету стёртую цени.
Не изменив мечтам заветным,
По жизни в поисках пройди.
В каком-то облике бессмертном
Наташу Граеву найди.
Её судьба да будет вехой,
Повсюду видной хорошо.
Искал я.
И в книжонке ветхой
Её бессмертье я нашёл. [19, с.88]
В книге Василий Фёдоров находит репродукцию картины Тициана «Венера с зеркалом» и, глядя на неё, представляет, как художник создавал сей шедевр:
Я видел:
В радостном полёте
Кисть жизнетворца создала
Всю красоту горячей плоти,
Причуду света и тепла.
Влюблённый и ревнивый гений
В слиянье радости и мук
Набросил матовые тени
На лёгкие изгибы рук.
Такой летит туда, где боги!
И он, уже не тратя сил,
Куском парчи,
Упавшим в ноги,
Её чуть-чуть отяжелил.

Едва приметными мазками
На долгий срок.
На вечный срок
За тёмными её зрачками
Свет человеческий зажёг.
Тем светом ей
Печаль, тревогу
И горе изгонять дано.
С такой легко искать дорогу,
Когда становится темно.
Она стыдлива без ужимок,
Как та,
Которую я знал...
И это был
Всего лишь снимок,
А где же сам оригинал?
Где рождена?
В какие эры,
В какой из поднебесных стран?
И кто она?
Прочёл: “Венера”.
А чуть пониже: “Тициан”.
И тут же на бумажной сини
Отчётливо и на виду
Приписка: “Собственность России”.
Прекрасно!
Я её найду! [19, с.89]

Василий Фёдоров, развивая своё поэтическое воображение в поэме, обращается ко сну, где для сравнения красоты двух женских образов, путём их наложения, рисует две картины: прихода живой Венеры в мартеновский цех металлургического завода, там её образ «в горячем отблеске огня» переходит в образ Наташи Граевой:

Гляжу я,
Тоже ошарашен,
Дивлюсь, как на печной пролёт
Походкой лёгкою Наташи
Венера русая идёт.
Боса, парчой полуоткрыта
В угоду прежним временам,
На крошки ступит доломита,
Поморщится —
И снова к нам.
Глядит всё пристальней,
Всё строже.
Ни слова нам не оброня.
Хочу, мол, посмотреть,
За что же
Вы про...
Вы отдали меня. [19, с.93-94]

Я посмотрел
И вздрогнул даже.
В горячем отблеске огня
Уж не Венера,
А Наташа
С укором смотрит на меня.
Вновь покорила
Ясность взора
Глаз тёмных, затаивших зов,
Как затенённые озёра
Среди нехоженых лесов.
В них,
Укрываясь от напастей
Души глубинной чистотой,
Надежда на большое счастье
Всё ходит
Рыбкой золотой. [19, с.98]

Окончание поэмы нашло свой отклик: 19 июня 1960 году в газете «Литература и жизнь» в №73 вышла передовая статья министра культуры РСФСР А.И. Попова под заголовком «За красоту людей живущих, за красоту времён грядущих!», посвящённая предстоящему Первому съезду художников РСФСР, который будет ознаменован рождением Союза художников Российской Федерации. [37]


Поэма «Далёкая»
В поэме «Далёкая» написанной в 1954 году своё внимание сосредоточим на динамической картине поэта – распахнутой сибирской дали, где охотник прошёл по следу соболей, чтоб украсить ими женские плечи:
Предо мной
Распахнулась сибирская даль,
Где мне встретилось горе моё,
Мне припомнилась
Старая-старая шаль,
Согревавшая плечи её.
Образ тот
На тяжёлом стальном полотне
Девять лет я алмазом врезал.
А она:
Дескать, кто вам сказал обо мне?..
Кроме сердца,
Никто не сказал!..

Удивляешься?
Полно!
С любовью моей
Было просто тебя подстеречь.
Так охотник
По следу прошёл соболей,
Что твоих удостоены плеч.

...Представь себе, в глуши лесов
Нет соболиных адресов.

Там соболь по снегу петляет,
Потом, глядишь, найдёт дупло.
И если только в нём тепло,
Он прячется и отдыхает.
Охотнику не шлёт он весть
Ни прямо почтой, ни окольно...
Охотник знает: соболь есть -
И этого уже довольно.

И ест охотник на бегу,
И засыпает на снегу.

Зверь то внизу,
То в тёмной кроне
Среди разлапистых ветвей...
В тяжёлом поиске, в погоне
Проходит много-много дней...
Когда усталый зверь в пути
Между корягами забьётся,
Охотник ставит сеть.
К сети
Подвешивает колокольца.

Трещит мороз, и снег идёт.
Охотник ждёт, и соболь ждёт.

Ночь...
Зверю мнится: нет засад...
И раздаётся звон, похожий
На тот, что полчаса назад
Вдруг зазвенел
В твоей прихожей.

Охотник тот настойчив был,
Чтобы твои украсить плечи... [20, с.66-68]

Романтическая поэма «Седьмое небо»
В главе «Москва, Москва…» Василий Фёдоров показал реальные истоки своего приобщения к живописи, находясь в служебной командировке в столице в начале января 1941 года.
…Душа моя
Светилась новизной,
Новей, чем холст
При первой нагрунтовке.
Усталым я шагал
Из Третьяковки,
Как после пересмен
Из проходной.

Печальный Врубель,
Нестеров, Крамской,
Что не пришёл ещё,
О том жалею… [21, с.228]

Четвёртая глава «Земля и Вега»

Фантастическая глава Василия Фёдорова полностью написана космическими картинами, которых никто до этого не видел, но они явились реалиями жизни. Он вспоминал:
«В Ленинграде меня пригласили прочитать эту главу в Союзе писателей, на что я охотно согласился. Время было горячее. В нашей поэзии шли бурные споры о путях её развития, о роли художника в жизни, его личности и о многом другом…» [39].
Даже близкие друзья поэта, подверженные принципам социалистического реализма, увидели в главе «ирриальное», чуждое советской поэзии. Однако полёт советского лётчика-космонавта Ю.А. Гагарина 12 апреля 1961 года на космическом корабле «Восток» длительностью 108 минут, всё расставил по местам. Даже маститый ленинградский поэт А. Прокофьев, друг Василия Фёдорова, признал позднее свою неправоту. [39].
Василий Фёдоров оставил нам на память свой 10-минутный отрывок из главы «Земля и Вега» на пластинке, записанной в 1984 году…

Ироническая поэма «Женитьба Дон-Жуана»
(«Ночной дозор» Рембрандта)
Одной лишь древней мудростью «У Бога мёртвых нет…» поэт Василий Фёдоров из далёких времён в 20-ый век привёл мирового литературного героя Дон-Жуана в свою крупномасштабную поэму. Вместе с ним идёт по стопам определения разврата, «как порочного явления», говорит о любви и страсти, «добра и зла житейские приметы», «писанные матерью-природой любви своей храните адреса», о «тайне двух», усиливая сказанное картиной художника Рембрандта «Ночной дозор», в которой имеются спорные моменты:
…А для картин о чуде женских ножек
Нам нужен не развратник,
А Художник.

Ещё и ныне вызывает спор
Рембрандта мудрого
“Ночной дозор”.
На той картине в призрачном луче
Стоит среди дозорных, в их оплоте
Не то девчонка-нищенка в лохмотьях,
Не то принцесса в золотой парче.
В лохмотьях – тем,
В ком мало интереса,
Влюблённому Любовь –
Всегда Принцесса. [22, с.278]
Далее, говоря о небогатом чувстве восприятия к наготе на полотне, поэт показывает истинную значимость художника:

Художник – полубог,
Когда творит,
Влюблённый – Бог,
Когда Душой горит,
Но по возможности воспламеняться,
По высшему призванию творцов –
Детей, картин ли –
В качестве отцов
Они местами могут поменяться… [22, с.278]


В семи «уроках поэзии» Василий Фёдоров уделил
пристальное внимание живописи и скульптуре:

1.«По Стасову или по Солоухину»
(о картинах П.А. Федотова «Свежий кавалер» и «Сватовство майора»)

На примере первой картины написанной маслом живописцем П.А. Федотовым (1815-1852) «Свежий кавалер» в 1847 году Василий Фёдоров приводит разное её толкование однокашником по литинституту писателем В.А. Солоухиным в своих «Письмах из Русского музея» с русским критиком, историком искусств В.В. Стасовым, между которыми – целый век.
«В поэзии возможна смена места и времени, а в картине запечатлевается один-единственный миг». [23, с.89].
«Солоухин толкует картину буквально, а Стасов – во времени, как и должно толковать картину». [23, с.90].

2.«Ложный мёд»
(о картинах Левитана «Осень» и Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»).

Василий Фёдоров, критикуя педагогический штамп консультантов «Читайте классиков! Учитесь у классиков!», показывает пути для роста начинающих поэтов, которые «умеют делать соты, но не умеют собирать мёд», классики им его не отдают, подчёркивая:
«Кстати, даже опытные пчёлы, познавшие вкус нектара, иногда впадают в роковые заблуждения. Так, они соблазняются сладкой росой, проступающей на листьях цветущей ивы, и гибнут, ложным мёдом отравляя настоящий…» [24, с.86].
Ставя вопрос: «У кого же учиться молодому поэту?», Василий Фёдоров сам на него отвечает:

«Поэту вредно замыкаться в самой поэзии. Всякий выход за её пределы для него благо. Чем больше таких выходов, тем он богаче. Прежде всего – выход в природу, к основам основ жизни и всякого творчества. Открывая что-то в природе, поэт открывает что-то в самом себе. Творчество – это процесс познания. Написать – значит познать.
Литературные консультанты редко советуют учиться, например, у живописи, у музыки, у скульптуры, у архитектуры, а между тем все эти искусства – неисчерпаемый кладезь материала для ученичества в поэзии». [24, с.87].
Затем обращается к живописи:
«Если смотреть грустную «Осень» Левитана, нельзя не заметить, сколько таких грустных осенних пейзажей было до того перевидано им. Способность накапливать настроения, чтобы потом отдать их одному произведению, также необходима в поэзии. Пусть будет одно стихотворение, чем несколько похожих друг на друга. Если смотреть «Запорожцев, пишущих письмо турецкому султану», нельзя не обратить внимание на удивительное разнообразие человеческих типов, характеров, их контрастное расположение. Над этой картиной стоит поразмыслить поэту, задумавшему большое поэтическое полотно со многими героями». [24, с.87].

«У живописи можно учиться композиции, главным акцентам в обрисовке человека, его внешнего и внутреннего облика, его состояния. Когда вы видите мадонну Рафаэля, стоящую с младенцем на облаке, вы верите, что она небесно легка и облако её держит. Как подобное изобразить в слове? Поэту необязательно эту мадонну описывать. Ему жизнь задаст земную задачу, которую надо решать в слове. Пушкин, например, нашёл удивительные словосочетания, чтобы описать стремительность и лёгкость танца Истоминой…» [24. с.87].

3. «Эталон качества» (о статуе Венеры Милосской)
Василий Фёдоров делает вывод, что при отработке первых строк вырабатывается эталон красоты.
«Говорят, когда в древних развалинах нашли Венеру Милосскую, её тело было покрыто толстым слоем пыли и грязи. Эту пыль и грязь не стали скоблить со всего тела сразу, а счистили на малой площадочке и обнаружили её нужную первородную плоть. Открытый островочек её плоти стал эталоном для открытия всей её красоты. А если бы скоблили всю статую, до подлинной красоты так бы, возможно, и не доскоблились. Не было бы критерия».[25, c.83].

4. «Время и стиль»
(о памятниках Пушкину, Маяковскому, Лермонтову в Москве)

В данном «уроке поэзии» Василий Фёдоров показывает, как технический прогресс сказывается негативно на архитектурных памятниках:

«… Примером тому может служить памятник Пушкину. Когда он стоял на Тверском бульваре, то естественно вписывался в архитектурное окружение, когда же его перенесли на площадь, потребовалось для него создать свой микромир, то есть дополнительными сооружениями – фонтаном, каменной оградой, деревьями – отделить от города.
В этом микромире Пушкин не утратил своего величия». [26, с.93].

«Памятник Маяковскому огромен, он собственной величиной соревнуется с каменным окружением. Создаётся впечатление, что все его физические и эстетические силы уходят на это соревнование, хотя его каменное окружение по нынешним временам не так уж и велико. А как памятнику соревноваться с тридцатиэтажными домами? Ставить колоссы? Не реагировать на высоту зданий и ставить около них традиционные фигурки, как поставлен Лермонтов, не имеющий, как Пушкин, своего микромира?» [26, с.93].

5. «Бойтесь утончённости»
(о картинах Тернера в галереях Лондона, о картине Пикассо «Студентка, читающая газету»)

Василия Фёдорова в «уроке поэзии» показывает всю сущность современного абстракционизма:

«Утончённость – всегда за счёт силы и плоти. На первый взгляд, такая опасность нашей поэзии не грозит, поскольку в ней слишком много сырой плоти и грубой силы. Но в этом её качестве таится своя опасность.
Изящество, грация, пластика в поэзии качества хорошие, когда они вырабатываются тренировкой души, трудом, то есть естественно. Желание же быть непременно изящным приводит некоторых ленивцев только к поэтическому кокетству и жеманству». [27, с.98].

« В художественных галереях Лондона мне довелось видеть картины Тернера. Он любил писать море, туманы и корабли в тумане. В его первых картинах можно увидеть и почувствовать плоть земли и моря, силу стихий. За материальностью туманов и марева виделась материальность легкокрылых парусников. Потом стали появляться картины с туманами более зыбкими, кораблями более призрачными. Появились полотна, на которых очертания кораблей скорее угадываются, чем видятся. И наконец, краски размылись до того, что уже нельзя и почувствовать и увидеть ни туманов, ни кораблей. С полотен ушла плоть и сила. Осталось студенистое вещество со слабыми признаками немыслящей жизни». [27, с.98].

«…современный абстракционизм стоит на позициях тернеровского результата. Он заведомо пренебрегает и плотью и силой. Его философия, если она есть, во сто раз аскетичнее самого аскетического монашества. Монахи не отрицают плоти, они лишь пытаются её умерщвлять, а абстракционисты, тяготясь ею, отбросили её напрочь. Вместе с плотью отбрасываются и морально-нравственные нормы, поскольку без плоти они теряют всякий смысл». [27, с.99].
«Посмотрим на картины Пикассо, тяготеющего к абстракции. У него, по моему разумению, есть на то свои побуждающие мотивы. В его картинах есть попытка изобразить сложный и противоречивый мир современного человека. Но результат тот же: плоть разрушена, сила раздроблена. Телесность разрушается тем, что духовный мир человека выносится за его физические границы. В этом легко убедиться, посмотрев «Студента, читающего газету». [27, с.99].
«В стихах не должно чувствоваться труда. Чем больше работаешь над стихом, тем меньше в нём заметен труд, а утончённость и прилизанность его обнаруживают». [27, с.99].

6. «От ошибке к поэме»
(о скульптурном портрете Бетховена в Карловых Варах)

Василий Фёдоров говорит о поиске первозданного образа Бетховена для своей поэмы:

«У моих эмоциональных накоплений не было реальной привязки. Они группировались скорее вокруг понятия «Бетховен», чем конкретной личности, наделённой вполне человеческими чертами. Те портреты, которые мне доводилось видеть, были уже результатом поэтизации образа, что никогда не вызывало во мне прилива творческой энергии. Мне нужно было представить этого гения в его первичном виде». [28, с.106].

«Будучи в Карловых Варах, я забрёл в местный исторический музей и увидел скульптурный портрет Бетховена, созданный его современником. Он был не похож на все его поздние бюсты с характерной гривой волос. Его лицо было плебейски простым и мужественным, как у рыбаков и дровосеков. И тогда все мои эмоции, что вертелись вокруг его имени, получили реальную меру. Что не шло к такому лицу, было сразу же отброшено, а что примерилось, ещё больше скрепилось и осталось. Правда, в поэме у меня есть традиционно поэтическая черта, подчеркнутая строчкой «тряхнул своей бетховенскою гривой», но эта знакомая черта вписывается в тот облик, который мне представился в скульптурном портрете, то есть я уже мог сказать: «как дровосек, трудом разгорячённый, со лба устало смахивая пот» или:
И голову, клоня перед судьбою,
Взревел, как бык, ударенный бичом». [ 28, с.106-107].


7. «Рождение имён»
(о картине «Монна Лита» Леонардо да Винчи).
«Аэлита.
Рождение этого небесного имени, по моим догадкам, не менее любопытно. В залах Эрмитажа можно найти и полюбоваться тонкой женской красотой «Монны Литы» Леонардо да Винчи. Казалось бы, Алексей Толстой сделал совсем немногое. К имени этой мадонны он прибавил «аэ», то есть признак воздушности и небесности. Аэ-Лита. Так родилось романтичнейшее из литературных имён». [29, с.97].

Образ поэта Василия Фёдорова
Примечательный факт данного образа Василия Фёдорова приведён в книге поэта Валентина Сорокина «Крест поэта» в главе «До последнего дня», где он откликнулся на просьбу Р.А. Ивнева взглянуть на «твоего Фёдорова», «очень крупно пишет, очень по-русски, что-то в нём от Павла Васильева, от Сергея Есенина, сразу!..»
В дубовом зале ЦДЛ, увидев Фёдорова, В.В. Сорокин и Р.А. Ивнев замерли на минуту. На вопрос:
– Ну, Рюрик Александрович!..
– А что "ну", что? У него лицо Бога! Такие лица, хоть я и долго живу, встречал мало. Вот Серёжа, вот Паша!.. – жалостно заключил он. [33].

Заключение:
В своих поэтических и прозаических произведениях В.Д. Фёдоров писал эмоциональными красками русского слова жизненные полотна нашей действительности, богатство и красоту природы, характеры и судьбы людей.
Поэт оставил нам несметное количество поэтических картин в стихах и поэмах. В «уроках поэзии» показал энергетику и магнитизм слова. В 21 веке, когда нравственность доказывает, что является неиссякаемым источником духовной красоты человечества, не мешало бы молодому поколению найти и разглядеть под толщей страниц то забытое перо-воображение рисующее слово, которым мастер – народный поэт и прозаик Василий Дмитриевич Фёдоров – творил свои поэтические шедевры.
В 1978 году в стихотворении «Я не старый, Я усталый…» поэт поделился с нами строками откровения:
Не резец,
Перо стальное пело,
То перо – садись да и пиши! –
Оказалось лёгоньким для тела,
Но тяжёлым для моей души… [32, с.10].

Литература.

1.Фёдоров В.Д. Поиск прекрасного. // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.227–235.
2. Фёдоров В.Д. Рождение поэта. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. –
С.73–74.
3. Фёдоров В.Д. Психологический момент. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.74–75.
4. Фёдоров В.Д. Магнитное поле стиха. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.76–77
.5. Фёдоров В.Д. Эстетический момент. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.77–78.
6. Фёдоров В.Д. Если Богом я был. Стихотворение // Книга Любви. – 2012. – С.47.
7. Фёдоров В.Д. Скульптор. Стихотворение // Книга Любви. – 2012. – С.180.
8. Фёдоров В.Д. Художник. Стихотворение // Собрание сочинений: В 5 т. Т.1. – С.?
9. Фёдоров В.Д. Неизвестная. Стихотворение // Книга Любви. – 2012. – С.113–114.
10. Фёдоров В.Д. Профиль. Стихотворение // Книга Любви.- 2012. – С.166.
11. Фёдоров В.Д. Портрет. Стихотворение // Книга Любви. – 2012. – С.18.
12. Фёдоров В.Д. Любил, как сон, прелестную... Стихотворение // Книга Любви. – 2012. – С.80.
13. Фёдоров В.Д. Заграничное. Стихотворение // Книга Любви. – 2012. – С.52.
14. Фёдоров В.Д. Говорят, что Красоты не стало… Стихотворение// Книга Любви. – 2012. – С.94–95.
15. Фёдоров В.Д. Рождение стрекозы. Стихотворение // Душа ещё полна заботы… Кемерово. – 1986. – С.86–87.
16. Фёдоров В.Д. Душа томилась по живой природе… Замет //Книга Веры. – 2012. – С.91.
17. Фёдоров В.Д. Перезревшими плодами… Четверостишие // Письмо от 19.08.1953.

18. Фёдоров В.Д. Берёзовый рай. Новелла // Сны поэта. М., Советский писатель. – 1988. – С.123–125.
19. Фёдоров В.Д. Проданная Венера. Поэма // Поэмы. – М., Художественная литература. –1983. – С.84–97.
20. Фёдоров В.Д. Далёкая. Поэма // Поэмы. – М., Художественная литература. – 1983. – С.61-71.

21. Фёдоров В.Д. Седьмое небо. Поэма // Поэмы. – М., Художественная литература. – 1983. – С.138–273.
22. Фёдоров В.Д. Женитьба Дон-Жуана. Поэма // Поэмы. – М., Художественная литература. – 1983. – С.274–416.

23. Фёдоров В.Д. По Стасову или Солоухину. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.89–91.
24. Фёдоров В.Д. Ложный мёд. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.86–89.
25. Фёдоров В.Д. Эталон качества. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.81–83.
26. Фёдоров В.Д. Время и стиль. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.92–94.
27. Фёдоров В.Д. Бойтесь утончённости. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.98–99.
28. Фёдоров В.Д. От ошибки к поэме. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.104–109.
29. Фёдоров В.Д. Рождение имён. Уроки поэзии // Собрание сочинений: В 5 т. Т.4. – С.96–97.
30. Фёдоров В.Д. На родине моей повыпали снега… // Литературная Россия. – 1969. – №2. – 10 января. – С.2.
31. Фёдоров В.Д. Рождение истин. // Литературная газета. – 1979. – 14 ноября. – С.2.
32. Фёдоров В.Д. Я не старый, я усталый… Стихотворение // Сны поэта. М., Советский писатель. – 1988. – С.10.

33. Сорокин В.В. Крест поэта. // М. Алгоритм. – 2006. – 608с.
34. Студецкая О.Н. Рисовать словами. 1986. –http://www.proza.ru/2010/11/26/1408.
35. Михайлов А. Пророчество марьевской Музы. // Знамя. – 1967. – №1. – с.230–238.
36. Михайлов А.А. Опыт. Литературная критика. // Новый мир. – 1978. – №1. – с.235–243.
38. Попов А.И. За красоту людей живущих, за красоту времён грядущих! // Литература и жизнь. – 1960. – №73. – С.1.
38. Евтушенко Е. Горькое волшебство возмужания. О литинституте (1933-1983). // М. Советский писатель. – 1983. С.365-373.
39. Ёлкин А.С. Судьба книг и рукописей. // М. Просвещение. – 1976. – С.148-165.